История вековwww.agehistory.ru

В этой связи надо сказать и о росте интереса к печатному слову, и о серьезных качественных изменениях в читательских предпочтениях. Разумеется, потребитель лубочных изданий типа "Английского милорда Георга" никуда не исчез, но появился уже и совершенно другой читатель. Зачинатель российской социологии чтения Н.А. Рубакин отмечал, что буквально отовсюду из народной среды стали доноситься требования "чего-то лучшего", чем привычная копеечная литература. В этот период в народный обиход начинают входить произведения Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова, М.Н. Загоскина и других авторов, ранее знакомых практически исключительно только "чистой публике". В этот период возник массовый спрос и на научно-популярную литературу.

Недостаток книг и все еще высокий уровень неграмотности часто восполнялись в то время организацией коллективных чтений. В жизни деревни, фабричной заставы, волостного центра все более значимую роль стали играть библиотеки, создаваемые самими местными жителями, в том числе - крестьянами.

До середины 1890-х гг. на всю Россию приходилось в общей сложности всего 40-50 "официальных" бесплатных библиотек и читален. В начале XX в. народные библиотеки, в том числе сельские, уже исчислялись тысячами, и некоторые губернские земства приступили к проектированию целых библиотечных сетей. Так, по предложениям Московского земства центральные (т.е. своего рода опорные) народные библиотеки предполагалось открывать с тем расчетом, чтобы расстояние между ними не превышало 12 верст [2, с.135].

Конечно, многие начинания оказались тщетны из-за недостатка денег и отсутствия толковых и добросовестных исполнителей. Правда и то, что порой чинились бюрократические и полицейские препятствия. Но спросим себя: а когда в России было иначе? Неправильно было бы не замечать и другую сторону медали: поддержка библиотечного движения и других просветительских инициатив со стороны средней и высшей администрации была по меньшей мере столь же распространенным, повседневным явлением, как и изнурительное преодоление бюрократических заслонов. Кстати говоря, во многих случаях такие инициативы удостаивались и Высочайшей благодарности.

К концу XIX в. массовое увлечение чтением с целью расширения кругозора сформировало в деревне и рабочей слободке своеобразный тип "низовой образованности". Ее носителями были те же крестьяне и мастеровые, выделявшиеся на общем фоне не только интеллектуальной развитостью и информированностью, но и особой рассудительностью, весьма высоко ценимой в крестьянской и рабочей среде. По выражению исследовавшего социальную роль этих людей Н.А. Рубакина, большинство из них становились как бы "маленькими центрами просвещения", инициируя дальнейшее распространение интереса к книге и знаниям.

Открытие школ грамоты местными крестьянскими обществами началось фактически сразу же после отмены крепостного права. С середины 1880-х гг. этот процесс приобрел такую динамику, которая, позволяет говорить об интенсивном характере происходивших социокультурных изменений. Если в 1884-1885 гг. в стране официально зарегистрировали 840 таких школ (фактически их, конечно, было больше), то в 1888-1989 гг. их насчитывалось уже 9215 (т.е. общее их число за какие-то 4-5 лет увеличилось в 11 раз). При этом произошло значительное ускорение темпов роста уровня образования населения. Если, по расчетам современных историков, ежегодный прирост среднего числа лет обучения одного человека старше 9 лет в конце 50-х гг. XIX в. составлял 0,007-0,008 и не менялся в течение по крайней мере трех десятилетий, то приблизительно с середины 1980-х гг. данный показатель увеличивается до 0,15-0,16 в год [3, с.124].

Современники, непосредственно связанные с преподаванием в начальной народной школе, отмечали появление в низовых слоях населения, и прежде всего среди деревенских детей и подростков, совершенно особой образовательной среды. Исследователи заговорили о наличии некой "образовательной пассионарности", необычайной степени самопогружения в занятия, настойчивом стремлении испытывать свои способности при выполнении все более сложных заданий [4]. Получается, что еще за три десятилетия до 1917 г. в России начался взрывной по своему характеру процесс формирования тех черт массовой психологии, той социальной энергетики и социокультурных сред, наличие которых сделало возможной реализацию форсированных образовательных проектов периода первых пятилеток. А если это так, не следует ли пересмотреть трактовку культурной революции как исключительного достояния советской эпохи? Не сталкиваемся ли мы здесь со своеобразным феноменом "революции до революции" [5], о котором, например, писал А. де Токвиль применительно к французской истории конца XVIII в.? Во всяком случае, если рассматривать Россию без идеологической предвзятости, трудно не заметить, что именно в последние 2-3 предреволюционных десятилетия динамика развития отечественного образования впервые после петровской "просветительской революции" приобретает характер рывка.

Работа промышленности. Размещение эвакуированных предприятий
В годы Великой Отечественной войны в Башкортостане, как и по всей стране, была создана военная экономика. Не только предприятия машиностроения и крупной промышленности, но и легкой, пищевой промышленности были переведены на военный лад. С ...

Вычислительная машина и мозг
При жизни фон Неймана часто сравнивали с безупречной логической машиной с тщательно подогнанными шестерёнками. Но мозг, его, подаривший миру столько блестящих идей, принадлежал человеку. И как все люди, фон Нейман был смертен. Он ушёл из ...

Прибалтийская стратегическая наступательная операция 1944 г
Операция проводилась с 14 сентября по 24 ноября 1944 г. войсками 1-го, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов и частью сил Ленинградского фронта при содействии Балтийского флота. Дополнительно в ходе операции были введены управление 39-й армии ...